Гранатовое зернышко  - Мария Акулова

Девушка вскинула взгляд на Мира.

– На что?

– Это мой Азербайджан, – девушка начала вести пальцем по контуру такой своеобразной карты, а это была именно она – карта, теперь Дамир это понял. Амине-ханым создала гранатовую карту своей земли. – Земля огней всегда горит, Мир. – Рубиновой карты, которая действительно будто горела – грани гранатовых зерен отсвечивали бликами, создавая впечатление, будто там происходят огненные вспышки.

Обведя карту полностью, Амина взяла с блюдца одно из оставшихся там зерен, а потом положила его отдельно от карты. Положила далеко, вверху и левее, на северо-западе.

– А это я.

– Зернышко…

Амина кивнула.

– Да, как гранатовое зернышко, которое жизнь забросила очень далеко, слишком далеко от таких же зерен как оно. А это ты… – Амина взяла теперь уже горсть из шести зернышек, аккуратно положила где-то рядом со своим одиноким. – Видишь, ты тоже далеко, тоже наверняка чувствуешь то, что чувствую я, но вокруг тебя есть хотя бы самые близкие, хотя бы немного своих огненных бликов.

И действительно. Мир никогда не чувствовал той ностальгии, которая подчас одолевала даже его отца с матерью. Он не жил в Азербайджане, ему не приходилось оставлять свой родной дом и куда-то перебираться, он считал себя частью той традиции, культуры, приезжая туда чувствовал родство с той землей, но он никогда не ощущал тоски по ней. Такой, как наверняка просыпалась иногда в Амине – животной, дикой, неутолимой. Когда снится родной сухой грунт с трещинами из-за недостатка влаги, когда снятся ряды гранатовых насаждений со свисающими с ветвей еще зеленоватыми плодами, когда во сне слышен детский смех несущейся куда-то веселой толпы и ты кажешься ее частью, ты тоже куда-то несешься по родным улочкам, ступая по горячему камню босыми ногами, размазывая по лицу родную Бакинскую пыль, в которой выпачканы твои руки, а потом просыпаешься… Просыпаешься жестоко – в своей не своей Киевской квартире. Далеко-далеко и одиноко-одиноко…

Мир не чувствовал подобного никогда в жизни, рядом всегда были родители, сестры, друзья – такие же представители диаспоры как и он сам. А у Амины не было ни одного из упомянутых мостиков, способных связать с домом. Отчасти по ее вине, отчасти по вине судьбы, но сейчас это уже ничего не меняло.

– Мы поедем туда, Амине-ханым, обещаю тебе…

Это все не было сказано Аминой, но так ясно ощущено Миром, что не пообещать он не мог. Он почувствовал ту страшную боль, одиночество и тоску маленького гранатового зернышка, которое оказалось так далеко от родины.

– Не поедем, Дамир. Не поедем… – Амина же вдруг сгребла все рассыпанные по столу зерна, вновь ссыпала их в блюдце, встала, вышла. Мир слышал, как щелкнул замок в ванной. Идти за ней не решился. Лучше не надо.

А потом долго еще сидел вот так просто глядя на то, как блики свечи отражаются на боках гранатовых зерен. В каждом будто жила собственная душа и она рвалась наружу, рвалась на волю…

Бедное его зернышко…

В последнее время в жизни Амины произошла целая серия событий, которые окончательно ее запутали.

Она осознала, что их отношения с Миром перешли ту черту, за которой «просто прекратить» эти встречи – стало ой как непросто. Две недели, в которые Амина злилась из-за его разговора с Людмилой Васильевной, она страдала.

Каждый день Краевская просыпалась с мыслью, что именно сегодня разорвет порочный круг. Перестанет мучить Мира, который ведь явно влюблялся все сильней, планы строил, с родственниками вон знакомил. А она знала – никогда не сможет дать ему того, что он просит.

Никогда не выберет его. Навсегда останется женой Ильи Краевского. Вдовой Ильи Краевского, если быть совсем точной.

На самом деле, Мир был не первым мужчиной после Ильи.

Она совершила в своей жизни две попытки. То были действительно попытки. Следствие тоски и душевного холода, следствие желания разогнать кровь. Хоть немного потеплеть.

Первые такие ее отношения «после» продлились ровно месяц. Это был случайный знакомый, который подбежал к ней на улице и не отвязался, пока не заполучил номер телефона. Тогда Амина еще не умела отшивать так искусно, как сейчас.

Звали парня Сашей. Он не пытался взять ее нахрапом. Нет, он ухаживал, встречал ранним утром под работой, чтобы провести до дома, когда денег на такси не было. Караулил под домом, чтоб когда Амина выглянет из окна – разразиться ужасной серенадой.

Он подкупил ее наивностью и мальчишеством. В этом он чем-то напоминал ей Илью. Илью, когда они только познакомились, до обрушившихся на них проблем.

Месяц она не решалась подпустить его к себе ближе, чем на расстояние, необходимое для того, чтобы протянуть букет полевых цветов.

На тридцать первый день же подпустила. Он потерял голову, впрочем, как и она. К тому моменту Ильи не было уже четыре года.

Вот только утром, проснувшись рядом с чужим человеком, Амина почувствовала себя настоящим дерьмом.

Потому что обманулась. Потому что до последнего надеялась открыть глаза… а там Илюша. Лежит на соседней подушке, смотрит на нее и улыбается.

Саша пропал из ее жизни в то же утро. Точнее она пропала из его. Нет, он, конечно, пытался понять, в чем провинился, но довольно быстро плюнул на затею.

Второй же раз стал куда более значимым и, пожалуй, более болезненным.

Еще через год после Саши к ним в Бабочку зачастил один вип. Амина заметила его почти сразу. Он арендовал стол на балконе, занимал его один, а потом просиживал там ночи напролет, попивая виски с колой.

Мужчина был не слишком молод. Как Амина потом узнала – ему было сорок. За плечами – два развода и столько же подросших детей. Пришел в Бабочку… просто из любопытства. А задержался потому, что она его заинтересовала.

Это все Амина узнала позже, а изначально был только загадочный незнакомец и огромные цветочные корзины, которые доставляли в гримерную бабочек с записками, адресованными ей.

Первую корзину и записку она показательно выбросила. Мол, нашел, чем покорять. Вторую тоже, третью, четвертую…

А они с каждым разом становились все шикарней. Кроме записок в них начали находиться маленькие подарки. Маленькие, но дорогостоящие. Золотые серьги Амина выбросить не рискнула, но и носить не стала. Просто в какой-то момент занялась коллекционированием тех самых букетов с безделушками и ждала…

Она знала, кто преподносит все эти подарки, но не могла понять, почему сам не является вслед.

Иногда заедало такое любопытство, что хотелось самой подойти к столику и все узнать. Но гордость не позволяла. И чуйка – все равно рано или поздно что-то произойдет. Либо букеты закончатся, либо таинственный незнакомец выйдет из тени.

Он вышел. Ждал как-то ее на парковке рядом с Баттерфляем после одного из ночных выступлений.